Секондо/Примо

[SaniyaAb93]

Название: Дождь над городом
Фэндом: Hitman Reborn
Автор: Meow-chan
Жанр: ангст, гангста-эпик
Персонажи\Пары: Секондо/Примо
Отказ от прав: Мяу ничего не принадлежит
Предупреждения: Секондо, которого зовут Риккардо, жестокость и упоминание каннибализма, жизнь Секондо и Примо до самого конца со всеми вытекающими. 10 страниц в ворде. Не бечено
Рейтинг: R
Статус: закончено
Утащено с www.diary.ru/~meow-fics/p110636627.htm?from=las...

Дождь над городом

Джотто впервые замечает его на приеме - очередной мафиозный праздник, пропахший деньгами и сделками, дорогими духами и дорогими женщинами, красным вином, которое похоже на разлитую по бокалам кровь.
Молодой мужчина стоит у стены, темный костюм, черные волосы, яркая, контрастная рубашка и равнодушное выражение лица. Джотто знает его, вернее, он знает, что тот - один из членов его Семьи, и уже то, что он едва может вспомнить его имя, говорит как выросла Вонгола за последние несколько лет. Самая сильная мафиозная Фамилия во всем Неаполе.
Приемы и официальные торжества уже давно перестали быть для Примо чем-то большим, нежели рутинной обязанностью, от которой он, если быть честным, устал. Хотя он никогда и не любил такие праздники. Для него торжество это веселая компания в трущобах, это заливающаяся озорной мелодией скрипка - инструмент бедняков, это одна бутылка вина на всех и шальные глаза симпатичной девчонки напротив, которая приняла его букет честно сворованных с городской клумбы цветов и приглашение на танец, и вполне возможно примет его приглашение уединиться где-нибудь тоже.
На этом приеме, впрочем, вполне хватает тех, кто не отказался бы уединиться с Первым Боссом Вонголы. Других женщин - сильных, хитрых, красивых и опасных. И безумно дорогих, женщин на которых Джотто смотрел как на принцесс, когда был ребенком, не надеясь даже, что его подпустят на расстояние достаточное, чтобы рассмотреть вышивку на платье.
Воспоминания заставляют его улыбнуться. Быть может, уже через несколько часов он будет срывать какое-нибудь из этих безумно дорогих платьев в комнате наверху, слушать стоны и собственное имя на выдохе, скользить руками без разбора по ткани и по коже одной из этих женщин.
Примо чувствует на себе взгляд и поворачивается, снова глядя на… Риккардо? Молодой человек смотрит на него неотрывно, внимательно, глазами хищника, и неожиданно эта черная фигура у стены кажется Джотто до странности настоящей, в комнате, где нет ничего настоящего кроме бриллиантов, золота и шелков. Джотто только мягко улыбается в ответ, потому что, если начистоту, это его обязанность – быть добрым, быть защитником для своей Семьи.
Молодой человек хмурится и отворачивается, а Примо думает, какая ирония в том, что он считает Риккардо молодым, сам Джотто старше его максимум лет на пять. Но пять лет в их мире это долгий срок. Это очень много крови, боли, потерь. Сделок, которые совершаются с дьяволом и с собственной совестью. Пять лет в жестоком мире, который Примо надеется, все еще надеется изменить, хоть немного. Джотто двадцать четыре, он еще совсем молод, полон сил и знает, чего хочет, а он хочет Семью, в которой побеждает не сильнейший, а милосерднейший, Семью, в которой можно быть добрым, где можно не убивать, где брат не идет на брата из-за пары банкнот и где все кого Джотто любит смогут дожить до старости. Если быть честным с самим собой – он создал Вонголу для себя, и для Джи Арчери – своего лучшего друга.
К Риккардо подходит женщина, улыбаясь и предлагая бокал вина, тот не отказывает. Женщина красива и знает это, у нее длинные черные волосы, гладкая смуглая кожа и хищные зеленые глаза. Джотто внутренне смеется, думая, что кого-то она ему напоминает. Они с Риккардо похожи, отдаленно, но похожи.
«Как брат и сестра», - думает Джотто, направляясь к ним. Эта женщина совершенно в его вкусе. – «Ну, в конце концов, мне не стоит поощрять инцест».
- Прошу прощения, Риккардо, - а он надеется, что того действительно зовут Риккардо, - я вынужден украсть у тебя эту прекрасную синьорину. Всего один танец, я обещаю. Вы ведь не откажете несчастному, пораженному вашей красотой? – Лукавая улыбка, адресованная женщине и короткое подмигивание в сторону Риккардо. – Обещаю, мы не долго.
Тот не принимает шутки, не улыбается в ответ, просто смотрит на них холодными зелеными глазами, очень внимательно.
Джотто не обращает на это внимания: подумаешь, парнишка расстроен, что у него забрали даму. Примо ведет ее в центр зала танцевать пасодобль. Это его любимый танец.
Все время, что он скользит по залу с синьориной Марией, он чувствует на себе этот пристальный, неотрывный взгляд. И неожиданно Джотто это нравится, он бросает Риккардо еще одну улыбку, перед тем как снова закружить синьорину в танце.

Риккардо все время наблюдает за Примо, пристально, неотрывно, он словно бы пытается разложить его взглядом на составляющие, понять, как тот тикает. И не может.
Риккардо уважает силу, и Первый силен. Риккардо уважает жестокость, и Примо жесток. Но Риккардо никогда в жизни не понимал и не уважал милосердия, а Примо милосерден.
Милосерден и жесток одновременно, милосерден и жесток в каждом своем поступке.
Это сбивает с толку и раздражает. Риккардо не может отделаться от мысли, что все это часть какой-то большой игры, притворство и лицемерие, он ждет, что вот-вот слетит эта улыбчивая добрая маска, обнажая привычное, бесчеловечное нутро, но этого не происходит. И вот это как раз кажется ему действительно бесчеловечным.
Поэтому Риккардо наблюдает и ждет, он не так уж и часто оказывается с основателем семьи рядом, он сам вступил в Вонголу всего год назад – всего лишь перспективный молодой человек, среди множества других перспективных молодых людей. Из того, что он слышал, они с Джотто должны быть похожи. Оба пробивались наверх из трущоб, оба выживали на улицах, где ты бьешь первым или не успеваешь ударить вовсе, на улицах, где убивают за кусок хлеба и предают, а для предательства и вовсе не нужно повода. И все же Примо не такой как он, совершенно не такой. Даже его жестокость отличается от жестокости Риккардо.
Сейчас они в особняке Семьи Моретти, величие роскошного дома ничуть не умаляет ни перевернутая мебель, ни дыры от пуль, ни даже капли крови на ковре, впрочем, их почти не видно на алом ковре. Вероятно, на этом ковре умерло достаточно людей, задолго до того, как Вонгола пришла по душу Доминико Моретти – главы Семьи.
- Поверь, Доминико, мне искренне жаль, что ты отверг мое предложение мира. – Джотто сидит в хозяйском кресле ровно, закинув ногу на ногу и положив на колени сцепленные руки, плащ спадает с его плеч графичными складками и едва заметно отсвечивает в пламени свечей. Примо едва заметно улыбается, глядя на распластавшегося перед ним человека. У того прострелены колени, но он все равно смотрит на Джотто с вызовом и ненавистью:
- Иди к черту, Джотто, ты и твое предложение мира! Никогда моя Семья не станет служить такому как ты!
- Ты прав. – Задумчиво подтверждает Джотто. – Потому что твоей Семьи больше не существует. Почему ты отказался, Доминико? Или же ты не поверил в мою честность? Разве я из тех, кто бьет своих союзников в спину? Разве я хоть раз нарушал созданный мною же договор?
Человек рычит, действительно рычит, как загнанный в клетку зверь:
- Нет! Нет, черт тебя дери!! Ты никогда не нарушаешь свои правила!! Ты слабак, отпускающий своих врагов! Ты принес свои законы в мир, где нет места законам! Мы мафия, нам не нужны законы!! – Он криво усмехается. – Как ты это сделал, Джотто, как ты заставил весь гребанный мир крутиться под себя? Любого другого бы на твоем месте сожрали, не подавившись костями, но вот ты здесь! И ты, мать твою, глава самой сильной Семьи Неаполя!! Это трюк? Это трюк как с этим вашим пламенем, ты, порождение Сатаны!! Что ты делаешь с людьми вокруг себя?
Пламя, действительно, то, что привлекло Риккардо изначально. Сила, чистая и ни с чем несравнимая, но отравленная милосердием Джотто. И Риккардо никак не мог понять почему? Зачем тому, кто может взять все, что пожелает, медлить и останавливаться в мире, где никто на его месте бы не остановился ни перед чем.
- Я даю им право не отвечать ударом на удар, Доминико. И мои союзники ни разу не пожалели, что приняли эти правила.
- Ты залез к ним в души, извратил, перевернул все, что было для них важно!! Они, кто никогда ни перед кем не склоняли головы, кланяются тебе при всем Неаполе.
- И я кланяюсь им в ответ, Доминико. Это знак уважения.
- Это проклятье. Это твоя зараза! Ты что-то сделал! Сильный бьет слабого! Это единственный закон, который я знаю!! В нашем мире нет уважения! Стоит склонить голову и тебе отрубят ее с одного удара. Выживание – вот наш закон, а не твои детсадовские правила!
Риккардо не понимает к чему весь этот разговор, когда можно просто пустить ублюдку пулю в голову и забыть об этом. Не понимает, зачем сам он стоит рядом трясущейся, заливающейся слезами сеньорой Моретти, которая прижимает к себе своих перепуганных детей. Риккардо не трогает вся эта сцена, разве что он заочно согласен с Моретти, потому что он всю жизнь видел, что тот прав. Ни перед кем не склоняй головы, или лишишься ее.
Он не понимает, что здесь делают генералы семьи Моретти, которые тоже буравят Примо ненавидящими взглядами.
И Риккардо не понимает, почему ему отдали тот приказ, который отдали.
- Ты называешь мои правила детсадовскими, - серьезно говорит Джотто, прямо глядя в глаза человека, - но ты сам не можешь от них отказаться. Это то, что у нас в крови. Человечность. Есть грань, за которую даже ты не сможешь заступить.
- Нет! – Практически выплевывает Моретти. – Нет у меня таких границ! Знаешь, что я сделал с твоим послом мира? Я его сожрал! Я убил его, зарезал как обычную свинью и съел!! Я подал его на ужин и знаешь что? Мне понравилось. - Джотто знает, в конце концов, ему тоже прислали порцию. Джотто благодарен уже за то, что ему было что хоронить. - И я сожру любого, кто встанет у меня на пути! Потому что это путь силы! Это путь мафии!!
- Хорошо. – Джотто кивает, поднимаясь, берет с резного столика огромный разделочный нож – его принесли с кухни по просьбе Примо, и кидает на пол, прямо перед человеком. – Если ты способен сожрать любого, тогда должно быть неважного кого. Если ты собственноручно зарежешь и съешь своего младшего сына, я отпущу тебя. Я даю тебе слово. Ты будешь свободен, я оставлю в покое всех членов твоей Семьи, что переживут эту ночь и однажды, набравшись сил, ты сможешь отомстить. Но я верю, что ты не сможешь, у тебя не поднимется рука на твоего собственного сына.
Вот как. Риккардо усмехается, думая, что Примо на редкость наивен. Что такое сын для такого человека как Доминико Моретти? Его ублюдки заполонили собою половину трущоб – сыновья и дочери шлюх, до которых никому нет дела.
И тут Риккардо понимает смысл отданного ему приказа.
Моретти хохочет, издевательски и зло:
- Ты идиот, Джотто! Ты идиот и ты ничего не знаешь о людях! Я приду за тобой, о да, после, я приду за тобой! – он ползет к своей семье, зажав тесак в руке, глядя на них полубезумными глазами, и он готов, действительно готов зарезать и съесть своего младшего сына.
Джотто хочется отвернуться, но он сидит недвижимо и молча.
Риальдо, младший сын Моретти, застыл от ужаса и может только реветь, неотрывно гладя на отца.
Время словно застыло. Вот солдаты Вонголы держат вырывающуюся мать, вот все ближе и ближе к ним Доминико, неверяще смотрят на него его собственные люди.
Вот Риккардо вкладывает свой револьвер в руку старшего сына Антонио. Выстрелы, Доминико оседает на ковер, и время снова движется как обычно.
Джотто оказывается рядом с Антонио в мгновение ока, прижимает к себе, вытирает слезы, шепчет сбивчиво и с неприкрытой, искренней болью:
- Шшш, дитя. Ты все сделал правильно. Теперь все будет хорошо. Ты всех спас, спас свою маму, своего брата. Я горжусь тобой. Ну все, все, хватит плакать, все хорошо, я обещаю, все будет хорошо.
Джотто стоит перед ребенком на коленях, его чертов плащ опадает этими проклятыми складками, а ребенок ревет, изо всех сил прижимаясь к тому, кто погубил его отца.
Джотто поднимает глаза на подручных Моретти:
- Вы сами видели лицо вашего господина, видели, до чего доводит его путь мысли. Тот путь закончен, бесславно и жалко. Сейчас этот мальчик ваш хозяин и вы будете служить ему. Или закончите как ваш предыдущий господин. А теперь на колени перед новым главой семьи Моретти, так же как на коленях перед ним стою я.
Они опускаются безмолвно, не просто становятся на колени, они склоняют головы, практически полностью распластавшись на полу.
- Я тебе помогу, - шепчет Джотто испуганному и заплаканному ребенку. – Я обещаю, а я никогда не нарушаю своих обещаний.
Риккардо понимает, что Примо с самого начала все знал. И в тот момент он так же отчетливо понимает, что им никогда по-настоящему не быть на одной стороне.

Впрочем, у Джотто есть и другая сторона.
- Бруно, мне поступили странные вести. Я слышал, ты обманываешь меня, Бруно.- Первый босс Вонголы смотрит тепло и едва заметно улыбается. Человека у его ног держат двое, тот сплевывает на пол:
- Да пошел ты. Я тебя не боюсь! Делай, что хочешь, мне плевать!
Джотто поднимается, подходит, опускаясь рядом на колени, берет лицо человека в ладони:
- Я не могу заставить тебя раскаяться. И я хочу дать тебе второй шанс, Бруно. Я не чудовище, я не такой как другие боссы, поэтому я не стану тебя убивать. Я всего-то хочу, чтобы ты подумал о том, что сделал. Даже не так. - Он задумчиво постукивает пальцем по подбородку. - Я хочу, чтобы ты прочел, просто прочел свои преступления.
Жест с рукой, занавеска отодвинута в сторону. Жестяная ванна, ванна с кислотой.
- Встань прямо, Бруно и зачти то, что совершил, обещаю, после я прощу тебя. Ты снова будешь бесценной частью моей семьи.
- Ты...ты спятил?!! Пустите меня!! Пустите, я не хочу!!!
Визг, почти вой, животный, полный боли, рыдания.
- Читай, Бруно. - Жестко говорит Первый. В трясущуюся руку вкладывают лист, всего один.
Примо прерывает человека на середине. Собственноручно вытаскивает из ванной, не боясь, что капли попадут на одежду, потому что ему попросту все равно.
Джотто шепчет утешение, гладит по волосам, укачивает как маленького ребенка. Человек давится слезами, сбивчивыми "спасибо", клянется в верности. Примо целует его в висок, говорит, как гордиться им, как красиво тот держался, что теперь, его преступления перед семьей сняты.
От ног Бруно практически ничего не осталось, но он жив и будет жить. Он до конца своих дней останется одним из самых преданных людей Первого и умрет при попытке убить Секондо много лет спустя.
За спиной Примо люди, его помощники, члены его семьи. Они бледнее обычного, но они тоже будут жить и помнить.
Джотто ловит взгляд Риккардо и едва заметно грустно улыбается.
Да, милосердие. Милосердие бывает намного страшнее жестокости. Но в их мире милосердию приходится быть таким, чтобы не убивать.
Через несколько часов он сидит в своем кабинете, Бруно отправили в больницу, все члены Семьи разошлись, даже хранителей не видно, никто не ставит под вопрос решение Примо принять предателя обратно, никто не называет босса слабым.
Рядом с ним сейчас только Риккардо – сегодня его смена быть телохранителем. Смешно, как будто Примо нуждается в охранниках.
Риккардо думает, что мог бы его застрелить, действительно мог бы. И он давно был бы не против.
Но что-то в том, как Джотто прячет лицо в ладони, не плачет, просто от усталости, что-то в том, как беззащитны тонкие запястья, выглядывающие из рукавов его пиджака, в том каким странно хрупким кажется Примо в тот момент, заставляет Риккардо промедлить.
И это бесит, это приводит в дикую звериную ярость, потому что вот она – слабость, прямо перед ним, но у него не поднимается рука убить. У него, того, кто никогда не щадил своих врагов, кто просто никогда не щадил.
«Я убью тебя, - думает Риккардо, словно со стороны наблюдая, как подходит к Джотто, как его руки обвивают того за шею и прижимают к себе, - я убью тебя, я отниму все что ты создал, я раздавлю тебя и все, что тебе дорого. Разрушу все, во что ты веришь».
«Убью тебя, - думает он, чувствуя, как вздрагивает от беззвучных рыданий такое невыносимо тонкое тело в его руках, - убью, за то, что ты со всеми нами делаешь»
Но его руки гладят Примо по волосам и плечам, успокаивая и заставляя затихнуть.

Даниэлла Люче, как думает Риккардо, безусловно, очень красивая женщина. У нее длинные черные волосы, огромные изумрудные глаза и чувственный рот. Прекрасная грудь, тонкая талия, мягкие движения. Но что привлекает его на самом деле – она женщина Джотто и это ни для кого ни секрет. Риккардо начинает издалека, со взглядов, учтивых слов, с одного танца за вечер, никогда не позволяя себе больше, чем приличествует подчиненному босса.
Он собирается отобрать эту женщину, как он собирается отобрать у Примо все. Вонголу, власть, силу. Абсолютно все.
Потому что Риккардо видел его слабость, и видел его боль и он словно хищник, который почуял, что жертва ранена. А еще он понимает, что слабый лидер уничтожит их Семью, семью, которой Риккардо отдал годы своей жизни и теперь он хочет пост босса взамен. Потому что он не такой как Примо с его милосердием, нет, Риккардо возьмет власть и удержит ее железной рукой.
Ему требуется три месяца на то, чтобы завоевать Даниэллу и вот наконец-то она его. Он делит ее с Джотто и это доставляет ему удовольствие даже большее, чем секс с красивой женщиной. Риккардо словно сходит с ума, он совершенно забывает об осторожности, о благоразумии, не то чтобы они и раньше так много значили в его жизни, даже о своих планах. Он трахает ее всегда, когда ему выпадает такая возможность. На столе в кабинете Примо, в саду на скамейке, где их могут увидеть, но ему плевать. Он оставляет свои метки поверх меток Джотто, ловит каждый намек на чужой запах на ее коже, скользит по телу, которое как он знает, вдоль и поперек изучили руки совсем другого мужчины.
О Риккардо и Даниэлле уже ходят слухи, но Джотто никак на них не реагирует.
В конце концов, Риккардо сходит с ума настолько, что приводит ее прямо в спальню Примо, на его кровать. Он знает, что их застанут, но ему плевать. Здесь все пропитано Джотто – простыни и наволочка, мебель, даже то, как лежит ручка на небольшом письменном столе. От этого у Риккардо срывает крышу, а стоны Даниэллы ласкают его слух.
Дверь отворяется и Джотто застывает на пороге, долго смотрит на них, но Риккардо плевать. Наоборот, он понимает, что с самого начала этого ждал. Даниэлла пытается прикрыться, но он ей не позволяет, он смотрит Примо прямо в глаза и криво усмехается, предчувствуя взрыв. Он сбрасывает свою маску примерного члена Семьи и позволяет увидеть себя настоящего: хищника, который разорвет Джотто при малейшем намеке на слабость. И в тот же момент он понимает, что тот знал. С самого начала знал, и никакие маски не скрыли Риккардо от его глаз. Но так даже лучше, так намного, намного лучше. Теперь они смотрят в глаза друг другу, и женщина в его руках неожиданно перестает иметь какое бы то ни было значение.
Джотто аккуратно прикрывает дверь, подходит к кровати, на ходу снимая плащ, потом пиджак, ослабляет галстук, невозмутимо вытаскивает запонки из манжет и расстегивает рубашку. Риккардо следит за ним жадными глазами, за каждым сантиметром кожи, за каждым шрамом, за каждой черточкой, и целует Даниэллу за ухом.
Джотто присоединяется к ним на кровати, освобождаясь от остатков одежды, и его взгляд становится хищным, как всегда, когда он возбужден.
Они сплетаются на кровати, все еще глаза в глаза, и если руки Риккардо случайно и задевают тело Примо, никто из них ничего не говорит. Так же как и если пальцы Примо зарываются в его волосах, а метку под ключицей Первого оставляет сосем не Даниэлла.
На кровати три тела, но по-настоящему переплетены из них только двое.
Джотто уходит из собственной спальни на рассвете, забрав плащ и одев чистую одежду, а вечером того же дня Даниэлла уезжает во Францию. Риккардо и Джотто никогда не говорят о той ночи. Каждый из них слишком занят. Джотто прилежно выполняет свои обязанности босса, а Риккардо планирует, тщательно планирует его убийство.

Наконец уже все готово. Все случится сегодня ночью, этой ночью он наконец-то убьет Примо. Риккардо предусмотрел все до мельчайшей мелочи, все тщательно спланировал и подготовил. Осталось всего семь часов.
Джотто вызывает его в кабинет, и Риккардо на миг приходит в голову, что тот все знает, что все бесполезно.
У Джотто совсем новый кабинет, потому, что старый Первый босс разнес в приступе ярости три недели назад. Риккардо не знает, чем было вызвано такое несвойственное ему поведение, но кому какое дело?
Джотто как раз запечатывает конверт, когда Риккардо заходит. Он ставит печать Вонголы на нем и оставляет конверт на столе.
- Хорошо, что ты уже здесь. – Улыбается Джотто, а Риккардо мысленно расслабляется. Улыбка Первого такая же как и всегда, значит, тот ни о чем не догадывается. Хорошо. – Мне необходимо съездить в порт, а никого из Хранителей сейчас нет. Ты не будешь так любезен, съездить со мной?
Риккардо только кивает. В просьбе нет ничего необычного. Он понятия не имеет, что Джотто забыл в порту, но его это и не касается. Босс далеко не всегда считает нужным объяснять свои поступки.
Они берут экипаж Вонголы, Джотто задумчиво смотрит за окно, на переплетения с детства знакомых ему улиц.
- Как ты думаешь, Риккардо, я хороший босс? – Неожиданно спрашивает Примо.
- Слишком мягкий. – Без раздумий отвечает тот. Риккардо никогда не скрывал своих взглядов, было бы подозрительно, если бы он вдруг начал это делать.
- Понятно. – Джотто едва заметно улыбается. По крыше экипажа барабанит дождь. Он смывает грязь с улиц, а вдалеке виден серый купол собора святого Франциска. – Иногда я думаю, что я очень плохой человек. А иногда мне кажется, что мне больше нечего отдать. Это смешно, наверное, у меня столько всего – деньги, дорогая одежда, намного больше, чем я мог мечтать в детстве. И мне совсем нечего отдать.
Риккардо недоуменно смотрит на него. Он не понимает к чему этот разговор.
Экипаж останавливается.
Они выходят на улицу, и Риккардо раскрывает над ними зонт.
- Пожалуйста, подожди меня здесь. – Говорит Джотто, останавливаясь у входа в один из складов и не дожидаясь ответа, скрывается внутри.
Это кажется Риккардо немного странным, но он остается на месте. Прикуривает сигарету, чтобы скрасить ожидание.
Проходит час, два.
Риккардо отправляется его искать, не найдя, возвращается в особняк Вонголы, объявляя тревогу, требует немедленно отправляться на поиски.
Ему молча протягивают нераспечатанный конверт и еще…подставка, в ней – семь колец Вонголы.
Прощальный подарок. Подачка, как выброшенная ненужная хозяину вещь, как кость для бешеной собаки, и самое невыносимое, что Примо знал. Давно знал, но не счел нужным даже наказать предателя, ничего не сказал, просто проигнорировал, как нечто недостойное, никчемное. Просто бросил.
Риккардо Вонгола, новоиспеченный Секондо, швыряет подставку с кольцами в стену и дает выход своей ярости.

Джотто Вонгола стоит на палубе корабля и смотрит на неспокойное море, ветер треплет его волосы, и мелкие капельки дождя поблескивают на светлых прядях.
Рядом с ним курит его друг и хранитель Джи Арчери.
- Ты злишься на меня. – Наконец нарушает молчание Джотто.
- Я в ярости. – Не видит смысла отрицать тот.
Они снова молчат, и снова Джотто нарушает молчание первым:
- Когда мы только создавали Вонголу, я был полон надежд. Я мечтал о мире, который придумал для нас с тобой. О мире, который отличался от трущоб, в которых мы жили. Я хотел наверх, из грязи, которая нас окружала. Но мафия – единственный путь наверх, который был нам доступен, была такой же грязной, как и все вокруг. И я хотел создать другую мафию. Другую Семью, ту, в которой мы с тобой были бы счастливы. Новый мир, в котором мы могли бы быть такими, какими нам захочется, а не такими, какими мы были вынуждены быть там внизу. Вонгола, раковина. Моя собственная защитная оболочка, моя мечта, то, ради чего я создал пламя, то ради чего я стольким пожертвовал. А теперь я смотрюсь в зеркало и не могу понять, как из того, кем я был, я превратился в того, кем я стал. Я больше не вижу Вонголу, Джи. Я больше не вижу свою мечту. Я больше не могу ничего построить, я забыл как.
- И ты отдал недостроенный дом ублюдку, который планировал тебя убить?
- По крайней мере, он точно знает, каким дом, который я заложил должен быть. У него есть то, что я потерял. Амбиция, мечта. Он отличается от всех остальных, что пошли за мной, он из тех, кто может идти сам, идти и вести за собой других. И если Вонгола больше не может быть моей мечтой, пусть хотя бы послужит ему.
Его друг раздраженно ерошит волосы.
- Столько лет и, в конце концов, все, что я могу это оставить их позади. – Он расстегивает застежки у себя на груди, и ветер уносит плащ в море. Джи смотрит не отрываясь, пока тот окончательно не скроется из виду. – Ты ненавидишь меня.
- Не знаю. Может быть, немного. Я зол, Джотто. И мне больно. Но, эй, - хранитель невесело, но все же усмехается, - я здесь, так? У тебя еще есть шанс мне все компенсировать.
Джотто только благодарно улыбается в ответ.

Первый позыв Риккардо – это броситься следом, догнать, разорвать на части, убить. Выследить и убить. Но, увы, детектив Алауди не больше него доволен положением вещей. Аресты и казни следуют один за другим и все силы Секондо уходят только на то, чтобы не дать семье развалиться.
Он правит железной рукой, не скупясь ни на пламя, ни на жестокость. Имя Джотто при нем становится табу.
Так проходит три месяца. Жизнь постепенно входит в свою колею и даже такого как он учит важности компромисса. Риккардо учится, что еще ему остается? Жизнь не похожа на Джотто, она не проявляет милосердия к тем, кто не желает учиться. И за это Риккардо благодарен.
По ночам он ищет утешения в постелях дорогих и красивых женщин в безуспешной попытке найти то самое чувство, тот самый запах и то самое ощущение, которое успело просочиться в него всего за одну полубезумную ночь. Пытается найти то, чего больше нет в Италии.
В Неаполь пришли дожди, и весь город стал серым.

Проходит год. Джотто понемногу привыкает к жизни в чужой стране, в жизни, которая кажется ему сном. Он учит язык, заводит новые знакомства и спит без пистолета под подушкой.
Он женится на знакомой Асари – черноволосой, зеленоглазой японке, покупает небольшой дом.
Сейчас он сидит, слушая как барабанит дождь по бумажным седзи, держит в руках перо и смотрит на практически пустой лист бумаги. Верху, аккуратным почерком Примо значится только «Дорогой Риккардо».
Джотто хочет объясниться, хочет рассказать о причинах своего отъезда. Хочет выразить глубокую благодарность за все те годы, что Риккардо был с ним рядом.
Хочет рассказать о той ярости и почти детской обиде, которая заставила его разнести собственный кабинет в клочья, когда он узнал, что Риккардо планирует его предать.
Как он сам собирался его убить, даже позвал для этого, но Риккардо опоздал, и когда пришел, у него в волосах поблескивали капли воды, как бриллианты на черном, и у Примо просто опустились руки.
Он хочет написать, как благодарен за то, что Риккардо помог ему решиться все бросить, потому что без этого он никогда не смог бы уехать сам.
И о том как барабанит дождь по бумажным перегородкам.
И, господи, этого нельзя писать, столько всего, о чем нельзя писать, потому что на самом деле они никогда не были настолько близки и никогда не будут. И Примо скучает по нему, так странно так безнадежно скучает. По нему, по Неаполю, по запаху в порту и по итальянскому вину, и по итальянской речи. И больше всего по молчаливой темной фигуре у себя за спиной.
Джотто пишет об этом, пишет отчаянно, быстро, сбивчиво. Еще один конверт, который отправляется в стол.

Риккардо пишет ему письмо. Гневное, полное презрения и ненависти письмо, в котором обвиняет Джотто в трусости, беспомощности, слабости. Он пишет, что и без него все отлично, что все во что Джотто верил просто чушь и теперь он сам может это доказать, управляя Вонголой без жалости и милосердия.
Он пишет, что в Неаполе дожди, и что он сам сделает их красными и никто (ты слышишь, Джотто, никто!) не сможет стоять у него на пути.
Он пишет о женщинах, которых Примо никогда не видел, о роскоши, которую тот потерял, и ему самому становится так паршиво, что хочется выть.
Потому что Джотто все равно, потому что он просто бросил их, бросил всех, кто в нем так нуждался и сбежал.
Риккардо никогда не пишет, что тот нужен ему самому, так отчаянно ему нужен в этом чертовом ставшем абсолютно сером городе, в этой ненависти и ярости, которые теперь окружают Секондо словно плащ.
Но ему некуда отправить это письмо, он понятия не имеет, где Джотто. Так что это просто еще один конверт, который отправляется в стол. Еще одно маленькое поражение, которое Риккардо запивает вином.

Это случается через два года, после его приезда в Японию. Джотто тридцать, в его городе фестиваль. Они с женой идут в город, оба в традиционных кимоно, к которым он никак не может привыкнуть.
Вдруг что-то происходит, интуиция кричит об опасности, он успевает оттолкнуть жену в сторону, чувствует странный удар в грудь и ощущение – боль и как будто кто-то подул ледяным воздухом, видит, как на его синем кимоно расползается красное пятно.
Джотто умирает у себя дома через два часа, так и не придя в сознание.
Прямо перед смертью, ему чудятся зеленые глаза, но это не глаза его жены. Нет, эти холоднее, жестче и почему-то намного роднее. Хотя, наверное, это так нечестно по отношению к ней.
Где-то в Неаполе Риккардо просыпается с криком.

Известие о смерти Джотто приходит летом и, получив его, Риккардо отменяет все встречи и на день запирается в своем кабинете. Он крушит мебель, выпивает две бутылки вина и думает только об одном: проиграл. Вот теперь действительно проиграл, без надежды на реванш.
И ему хочется верить, что чувство потери, горечь, ярость и безнадежность, все то, что заставляет его задумчиво смотреть на пистолет и хотеть, искренне хотеть пустить себе пулю в висок, это только поэтому. Только из-за поражения.

Что ж, у него все еще есть нечто, в чем он может превзойти Примо. Он уходит в дела с головой, он готов на все, чтобы стать лучшим боссом, он одержим призраком, за которым никак не может угнаться, он готов на все, чтобы сделать Вонголу самой сильной мафиозной Семьей Италии.
Так проходит пять лет. Теперь уже ему самому тридцать, он бросает все и идет выпить, наплевав на безопасность и на то, как много людей хотят видеть его мертвым. Как в старые времена, еще когда он был ничем не примечательным молодым выскочкой, мнившим, что весь мир принадлежит ему, еще когда он смотрел на Джотто и думал, что превзойти того будет легко, запросто.
Это все еще ему не удалось. Его бояться, его уважают, он самый жестокий босс Неаполя, самый сильный из ныне живущих боссов. Но время вознесло Примо на пьедестал до которого никак не дотянуться ему самому.
Ему плевать. Это день, когда умер Джотто, и Риккардо позволяет себе плюнуть на все и пойти выпить. Он так устал бегать, так устал быть осторожным, так устал скрываться. Он просто устал.
И когда он видит, как выходят ему навстречу люди с пистолетами, и когда интуиция кричит, что надо бежать, он думает только, что хватит. Он уже набегался за свою жизнь, от себя, за Джотто. Он больше не хочет бежать.
Пули прошивают его насквозь, он беззвучно падает на булыжную мостовую, пустыми глазами глядя на небо. И снова начинается дождь.
Ему холодно, больно и он думает:
Я бы хотел догнать тебя хотя бы так. Но, наверное, таких как я, не пускают туда, где такие как ты.
А потом ему чудится прикосновение теплых ладоней, такой знакомый мягкий взгляд, совсем рядом.
Это я наконец-то поймал тебя, Риккардо. – Говорит ему Примо, прижимаясь губами к его лбу, - ты так долго гнался за тенью. А я всегда был у тебя за спиной.
Ты больше никуда от меня не уйдешь. – И в этом столько же уверенности и смелости, сколько и боли. Потому что, если Примо уйдет на сей раз, Риккардо уже не переживет. Хотя, он и так не переживет.
И что теперь? – Спрашивает он. – Я усну?
Нет, - Примо снова улыбается. – Ты проснешься, Риккардо, ты проснешься, и я буду рядом.

Эпилог.
Проходит четыреста лет. Новый кандидат на пост босса появляется перед ними. Мальчишка смелый, порывистый, слишком мягкий и справедливый, по мнению Секондо. Но он похож на Джотто.
Примо за его спиной едва заметно улыбается.
Риккардо чувствует это, хотя и не видит, чувствует и не может сдержать смешка.
Парнишка совсем не из тех, кто внушает ему доверие, но все же он дает свое согласие вместе с остальными.
Все-таки, тот похож на Примо.